Внимание! Я, к сожалению, не редактор и не корректор. Так что количество ошибок может быть значительным, несмотря на все старания. Прошу отнестись с пониманием. Всех, кому хватило желания и любопытства прочесть сей текст, прошу оставлять комментарии. Мне очень приятно читать любые ваши отзывы)
Древо. Смерть и рождение.
Глава 5. Шагая следом.
Дневник Изнаракса с каждой прочитанной страницей становился все тоньше, страницы часто не выдерживали прикосновения и разлетались прахом, стоило лишь попытаться их перевернуть. Они и так ждали своего читателя слишком долго. Однако с приближением финала, описания становились подробнее, живее. Мир раскрывался и рос для Изнаракса, передавая свою глубину от самых мельчайших частичек пыли до звезд вселенной. То, что раньше он мог наблюдать глазами — теперь звучало. Звучало все, даже то, чего увидеть было нельзя – сокрытое, невидимое или бесконечно далекое. И он писал, пораженный своим осознанием, насколько бедны, на самом деле, глаза. Они лишь хватают окружающий мир, проглатывая, не замечая тонких связей предметов, существ, не понимая их родства. Лишь концентрация и слух давали возможность понять - для всего есть свое Слово, а Словами выткано единое полотно мира. И Изнаракс слушал. Подчерк его будто потерял разум - буквы скакали и сливались, растягивались и просто исчезали, оставляя то или иное слово недописанным. Спешка, к тому же порождала, порой, просто свалки слов. Изнараксу хотелось излить на бумагу как можно больше полученных знаний, переполняющих его голову. Он писал о камне, как видел камень и слышал камень, как бил по камню другим камнем, не слыша звук удара, но услышав, как откалывается кусок, как у камня все равно остается его Слово, но при этом меняется звучание. Изнаракс возводил свой дом, будто писал причудливую мелодию. Его руки не чувствовали усталости, пока уши старались ухватить мельчайшую деталь. Одно слово и тысячи вариаций звучания, сотни тысяч, миллионы.
После того как Изнаракс построил дом, большую часть времени отшельник проводил, лежа на траве, слушая и записывая свои наблюдения, недалеко от дома, в сени семи деревьев, выросших полукругом. Вернее, было сказать, созданных, а может вытканных, вплетенных в ткань реальности. Все семь были рождены голосом Изнаракса. Самое старшее из них оказалось самым низким, с хилым кривым стволом и реденькой кроной. Другие шесть стояли уверенно, отражая собой возросший опыт начинающего Создателя. Но процесс их творения и давался намного сложнее. Каждый раз после, Изнаракс мог лежать на одном месте до семи дней, не в силах пошевелиться. Трижды он почти ушел из мира живых от голода и обезвоживания. На помощь приходили созданные им деревья, которые делились влагой. Не много, буквально несколько десятков капель, но хватало протянуть до того момента, как силы понемногу возвращались. «Кто же те Ткачи, у которых хватило сил создать целую вселенную?» - этот вопрос нередко в такие дни будоражил воображение изможденного Изнаракса.
Кроны шелестели над его головой, но это был просто танец листьев под музыку ветра. Сами деревья по большей части молчали, игнорируя вопросы отшельника. За те редкие моменты, когда они позволяли себе снизойти до ответа, Изнаракс успел понять, что те понимают вопросы, сформулированные как с помощью Ткацких слов, так и с помощью обыденной речи. Голоса их были величественны, а речь, состоящая из сравнительно небольшого количества слов, поражала содержательностью. Отшельник описывал новые Слова, давал им расшифровку. И каждый раз он, одинаково удивляясь, отмечал насколько емкими они являлись. Что оказалось еще более необычным — родство слов и так называемые оттенки. Изнаракс приводил в пример три слова - Я, Вселенная, Создатель. Все три, как оказалось, являются одним словом, но с разными оттенками в звучании.
Слейн очень тяжело было даже прочитать последние размышления отшельника, а не то что понять их. Одно и то же место в тексте ей приходилось перечитывать раз по пять и то, в общем, бесполезно. Тогда девушка просто перевернула страницу, стряхнув затем с ладони образовавшийся серый прах. Перед ней предстали две последние страницы дневника. Окончание истории. Оно начиналось с того момента, как самое маленькое, но первое древо, обратилось к Изнараксу с весьма необычной просьбой.
Создатель не мог уже назвать даже примерной даты произошедшего события, да и не было в этом смысла, ведь его давно перестало волновать течение времени и конечность собственной жизни. Если бы дни отшельника окончились завтра, он не имел бы никаких сожалений по этому поводу. Ведь он смог взглянуть на истинное полотно реальности и даже добавить туда нитей. Узнают ли когда-нибудь люди об этом тоже не имело значения. Возможно, это было даже опасным- люди так жестоки и алчны. Там, где будут создаваться леса будут расти копья, дворцы, мечи, горы серебра и как следствие – трупов. Изнаракс обратил внимание лишь на единственное упоминание о прошедшем времени - на отросшую черную бороду. Юноша не заметил, как стал совсем мужчиной. Большего о том моменте, когда начались перемены, развернувшие весь мир с ног на голову, он не знал.
Был поздний вечер. Утомленный очередной попыткой слышания, а потом долгого поиска фруктов и орехов для ужина, Изнаракс, сидя на траве подле семи своих деревьев и пережевывая очередной сочный, но кисловатый фрукт, размышлял, погруженный в себя. Неожиданно голос одного из деревьев, прорвавшись сквозь пелену задумчивости отшельника, донесся до мужчины. Глаза Создателя немедленно открылись и округлились. Первое древо обращалось к нему на родном для человека языке с небольшими вкраплениями Ткацких слов. Получалось очень чудно и одновременно жутковато. По всему получалось, что их связь не просто позволяла понимать Изнараксу язык ткачей, но и его созданиям получить какие - то из его знаний и даже изучить язык.
Первое древо просило о помощи. Оно было таким маленьким и ему совсем не хватало свободы и солнечных лучей. Высокие братья душили и медленно убивали его. Их кроны совсем сомкнулись над ним, погрузив первое древо во тьму, а их переплетенные корни, ушедшие глубоко под землю, препятствовали росту его корней. Несколько коричневых жухлых листков сорвалось с ветвей старшего дерева и, покружившись, упало к ногам Изнаракса. Отшельник поднял один из листков и накрыл его ладонью. Сухой, абсолютно сухой и такой хрупкий. Словно в подтверждение, листок тут же рассыпался, оставив после себя лишь скелет.
Создатель не мог бросить свое детище на произвол судьбы, хоть здесь и вершился вполне естественный ход вещей. Однако единственный путь, который видел Изнаракс - пересадить растение дальше. Дерево сразу же пресекло подобные размышления, едва они были озвучены, - о перемещении не может быть и речи. Подобные действия могли повредить ослабевшие умирающие корни, да и справится с такой задачей человеку в одиночку не по силам, ведь даже меньшее древо было уже достаточно велико. Тогда Изнаракс напрямую спросил о том, чем же он в этом случае мог помочь.
Древо поведало человеку, что полотно, созданное Ткачами неравномерно. Нити Ткацких Слов на самом деле могут искажаться, двигаясь в бесконечности Вселенной, менять само течение времени, менять пространство. Чтобы воспрепятствовать этому, Ткачами некогда были созданы камни, усиливающие вибрацию слов. Так полотно реальности становится совершеннее. Обладая подобным камнем, первое древо могло бы изменить направление некоторых нитей, усилить или ослабить их натяжение, стать равным для остальных. Тем более один из бесконечного множества подобных камней находится как раз не так далеко- в городе, из которого бежал Создатель. В самом сердце города.
На этом моменте последние странички дневника Изнаракса серой пылью осыпались с рук Слейн.
- Он отправился в город, - произнесла девушка, - не мог не отправиться. Я практически уверена, что дерево достало до глубин его сердца. В этих развалинах нет больше ничего, что могло бы хоть как-то послужить ответом или хотя бы намеком на него.
- Мы возвращаемся к Мать-древу? Ты нашла ключ к спасению?
- Нет, ключа здесь нет. Не сейчас, мы не можем вернуться с пустыми руками. Знаешь ли ты путь до ближайшего города.
- Да, конечно. Но даже тот город, что находится рядом в дне пути отсюда, а тебе придется теперь идти пешком.
- Не страшно, показывай дорогу.
Город и правда оказался близко. Голубка могла оказаться за его стенами намного раньше, но девушка шла медленнее и иногда просила об отдыхе. Место для привалов выбирать не приходилось - вся дорога от развалин дома отшельника и до людского поселения представляла собой путь по серой безжизненной пустыне. Слейн мучили жажда и голод, но на их утоление надеяться сейчас казалось бесполезным. Девушка просто садилась на землю и переводила дух, растирая ноги, устающие с каждым разом быстрее и быстрее. Видеть вокруг серую пустошь, и одновременно продолжать двигаться по ней - сложное испытание. Это пугает и подавляет, убивает надежду. Порой казалось, что рядом по дороге идет кто-то, но лишь взгляд скользнет в том направлении, призрак тает, возвращаясь в бездну памяти. Придорожные трактирчики тоже оказывались плодами воображения, рассыпаясь от взгляда, словно от дуновения ветра, что давно забыл дорогу сюда. Атмосфера давила. Вечный рассвет и вечный закат сбивали разум с толку. День бесконечно заканчивался, бесконечно начинаясь, бесконечно растягивая дорогу. Духи деревьев, духи людей и животных, дух мира, дух самой дороги. Даже тракт, казалось погиб под гнетом нового безжалостного мира. Слейн укреплялась с каждым шагом в своей мысли, что причина произошедшей здесь некогда катастрофы в вечном древе. По воле древнего растения, именующего себя Мать, зеленые луга обратились прахом, а звери существуют теперь лишь в памяти. Но как и зачем? С каждым новым привалом желание помогать таяло, однако, одновременно крепло понимание — еще можно что-то предпринять, чтобы эти места вновь ожили. Возможно, даже ценой своей жизни...
Под сапогом девушки скрипнули серые, как и все вокруг, рассохшиеся щепки, бывшие некогда парадными воротами. Зашуршала потревоженная деревяшками каменная крошка. Слейн облизнула растрескавшиеся губы. Маленькие ранки неприятно отозвались, лишний раз напоминая о мучившей жажде. Девушка огляделась. На первый взгляд этот город был таким же сухим, как и вся пустыня позади. Последние надежды на чье-нибудь живое присутствие таяли. Но как это было не печально, именно эту картину Слейн и ожидала здесь увидеть. Два нежарких, казалось бы, солнца свели на нет все живое, превратив все вокруг в пустошь.
Ворота когда-то давно служили единственным проходом через массивную высокую стену. Выбеленные камни, несмотря на разные размеры, были хорошо подогнаны и образовывали монолитную преграду с торчащими наружу острыми сколами. Голубка, сидевшая на плече Слейн могла бы многое поведать о том сколько непрошеных гостей остановили эти булыжники. Но сейчас ей тоже не хватало сил от истощения, и она не могла ни летать, ни говорить. Теперь же стена едва ли могла так же верно служить городу, и дело тут было не только в развалившихся воротах. То там, то тут из-под стен выползли змеями глубокие трещины в земле, обрушивая целыми пролетами некогда крепкую конструкцию. Провалы тянулись откуда - то из сердца города. «Из места, откуда это сердце вырвали,» - пришла невеселая мысль в голову путнице.
Город, прятавшийся за стеной встретил Слейн красивыми мощеными улицами и каменными домами. Два, три этажа высотой, один величественнее другого. Девушка таких не видела даже во сне. Лишь в сказках, что рассказывал ей некогда отец встречались каменные города. Несмотря на то, что краска по большей части выцвела, на зданиях Слейн все еще различала красивые разноцветные узоры. Оранжевые, синие, красные ромбы, спирали и круги. Узоры то сплетались в единую картину, то разбегались врозь, порождая потрясающую гармонию. Преуспевающий торговый город. Обитель уверенных в себе богатых людей. Они на многое были способны, но воля одного единственного древа сокрушила и их. Богатства не смогли прокормить их, едва начали погибать, сойдя с ума, первые букашки. Затем и от людей не осталось ничего, кроме разваливающихся от времени каменных стен красивых домов. Чего теперь стоили их мечи и серебро. Столько же, по-видимому, сколько напускная гармония рисунков на их домах. Все снаружи и ничего внутри. Эти люди так и не поняли, что, подчиняя в своем воображении мир, остаются практически ничем для него. Покажи свое величие – раздави букашку и умри, раздавленный своей гордыней.
Девушка бродила по городу, рассматривая дома и площади, а трещины-змеи вели ее все дальше в глубь города. Пару раз она заходила в какое–нибудь примечательное здание, рассматривала черепки рассохшейся посуды, украшения, бывшие, возможно, символами веры этих людей. Все мертво. Она шла дальше. На одной из небольших площадей Слейн заметила колодец. Подбежав, девушка сняла с плеча птицу, и заглянула внутрь - осталась ли там вода. Сердце билось в предвкушении, но снизу из глубины смотрела лишь загадочная темнота. Тогда Слейн подхватила небольшой камушек и, вновь перегнувшись через край, отправила его вниз, напряженно вслушиваясь в эхо. Шлепнул ли камень по воде, она так и не узнала. За спиной раздался чей-то хищный рев, а напряжение Слейн от такой внезапности взорвалось оглушающим криком ужаса.
