Древо. Смерть и рождение. Глава 8. Ворон

Древо. Смерть и рождение. Глава 8. Ворон http://www.proza.ru/2017/08/29/1668 Два солнца, как и было им наказано, не меняли своего положения, мешая понять, как далеко уносил девушку ворон с места, где она потерпела свое сокрушительное поражение. Сколько времени прошло с тех пор, как поверженное истерзанное древо осталось позади? День, два, а может быть всего лишь несколько часов? Пальцы Слейн уже нестерпимо ныли, сжатые, побелевшие и сведенные от недостатка крови. Она пыталась что-то придумать, перехватываться поудобнее, помогая себе ногами. Лишнее движение и ее жизнь оборвется или, быть может, она потеряет обломок стрелы и надежду на победу в войне. Слейн не в силах больше терпеть боль попыталась перехватиться в очередной раз, но в этот момент пальцы ослабли на секунду, выпустив бесценное оружие. Стрела устремилась к хвосту ворона, цепляясь и останавливаясь, вновь устремляясь к свободному полету. Птица могла бы услышать вырвавшийся крик отчаяния, если бы ветер старательно не заглушал все звуки. Девушка скользнула за обломком по черной поверхности вороньей спины, успев в последний миг схватиться за подвернувшееся перо. После этого ее стали преследовать навязчивые мысли о том, как она останется безоружна и ее заклюют, медленно разрывая по кусочкам. Мысли о том, что она может сорваться даже на подлете к гнезду. Мысли о том, что в любой момент Слейн могла стать снова обычным человеком привычных размеров…. Возможно все уже закончилось и полет больше не имеет цели. Ведь на этот раз Мать-древо могло и не ожить и засыхает сейчас под теплыми лучами разделенного солнца. Она могла потерять его как потеряла голубку, свой родной дом и вероятно Нарадана. Мысли крутились в голове, сводя с ума, одна за другой. Изматывали светила, не желавшие провалиться куда-нибудь за горизонт. Время растягивалось непонятным образом. Подкатывало желание бросить все и просто разреветься. Как только слезы наворачивались, Слейн старалась отгонять мрачные мысли подальше. Она еще жива, а ее цель несет ее сейчас в неведомые края. У нее есть желание остановить зло, и она воплотит его, надеясь, что время еще есть. А что могут слезы? Слезы могут заставить пальцы разжаться, они могут лететь рядом с падающим хрупким девичьим телом, они могут смешаться с кровью, что обозначит конец этого стремительного полета. Серая пустошь, проносящаяся далеко внизу единым полотном, разорванная порой лишь такими же серыми руинами и руслами пересохших рек, вдруг сменилась чернотой острых камней, грозящих проткнуть небо. Они тянулись ввысь, а вечность времени и ветер, обитающий здесь когда-то давно, заточили их, превратили в острия копий, в черные мечи. Бессчетное воинство указывало своим оружием вверх, туда, где по воздуху скользил ворон. Слейн подняла глаза и перед ней предстали во всем своем величии уносящиеся далеко ввысь скалы. Черные горы с белыми шапками вершин, прячущихся среди облаков. Они демонстрировали, что такое истинная сила и величие. Тысячелетиями росли эти горы, поднимаемые вверх титаническими усилиями земли, и сидели теперь одним хмурым воином великаном, для которого любая угроза меньше комариного укуса. Не найти силы равной этим горам. От этой картины у Слейн перехватывало дух. Она впервые видела подобное. В этом мире было так много такого, что бесконечно расширяло горизонты восприятия. Девушка была потрясена поначалу высотой Мать древа, затем площадью каменного города, но стремительно приближающиеся горы, закрывающие собой все, что находилось за ними и даже само небо, не шли ни в какое сравнение. Она была песчинкой в этом мире, даже до уменьшающей ягоды, но теперь просто растворилась в бесконечном пространстве. Крупинка, что хочет вновь оживить пустыню вокруг. Мрачный черный замок начал выделяться на фоне гор лишь когда ворон едва не вплотную приблизился к нему. Острые шпили башен хорошо вписывались в общий пейзаж, а отсутствие видимых окон и дверей лишь помогало строению слиться с фоном, состоящим сплошь из черных каменных обломков. Никто не встречал возвращающееся воинство, не стоял на башнях и стенах в немом ожидании глядя в розоватое небо. Слейн оглянулась на миг и поняла, что никакого воинства и не было. Лишь один огромный черный ворон, что приближался к своему пустому замку - гнезду. Вся остальная стая просто растворилась где-то позади. Вдруг Слейн ощутила, что тело вновь растет. Сердце замерло на миг, а затем заколотилось с утроенной силой. Паника овладела девушкой, заставив закричать. Еще секунду назад внизу острыми пиками ждали ее скалы. Сейчас же Слейн кубарем летела на небольшую площадку на одной из крыш замка, хватаясь за ворона, который бил крыльями и озлобленно каркал, не понимая, что происходит. Они оба рухнули вниз, перекувырнувшись несколько раз и отлетев в разные стороны друг от друга. Слейн первой пришла в сознание. С трудом она поднялась на ноги и тут же вновь упала. Голова кружилась, а правая нога оказалась повреждена. Боль острым ножом пронеслась от самой ступни, выше и выше, разрезая, прорывая себе путь к мозгу. С трудом она подавила едва не сорвавшийся с губ крик. Где-то рядом лежит враг. Она должна успеть проткнуть ворона обломком деревянной стрелы из корня Мать-древа и положить конец мучениям этого мира. Вот только найти бы обломок. Слейн помнила лишь то, что, когда стала увеличиваться и запаниковала, стрела выскользнула из ее руки. Девушка поползла по крыше, подтаскивая за собой поврежденную ногу. Приближаясь к самому краю, она наконец заметила ее. По счастью та не упала вниз в пропасть. Значит расплата близка, значит ей суждено победить. Хрупкие пальцы крепко сжали деревянное оружие. Дело за малым, убить проклятую птицу. Предчувствие подсказывало, что та все еще лежит где-то неподалеку. Слейн собрала силу и волю в кулак и приподнялась, оборачиваясь назад. Нет, это был уже совсем не ворон и даже не птица. Человек в каких-то лохмотьях. Молодой, вроде бы, мужчина, немногим старше самой Слейн. Но черты его лица говорили о том, что за это время он успел пережить столько, что хватило бы на несколько жизней. Истощенный вид, впалые глаза с темными кругами, серый пергамент кожи. Лицо изрезано морщинами. Острый и несколько крупноватый нос. Узкая полоска белых губ. Черная шевелюра, обрезанная клочками, неаккуратная, неровная. Подбородок закрыт небольшой бородой. Он все еще лежал без сознания, но дыхание было ровным, грудь размеренно вздымалась и опускалась. Веки приподнялись лишь только девушка занесла руку для смертельного удара. На синих глазах проступили боль и отчаяние. Мужчина пока не мог даже пошевелиться, лишь тонкие бледные губы прошептали: - Пощади, Слейн. Пощади, ради моего дитя. Последнего… Его слова заставили лишь на мгновение Слейн отвлечься. Она видела цель и боялась не справится со всем тем грузом ответственности, что навалился на нее. Слова доносились до девушки, но едва ли она поняла, что именно сказал враг. Она быстро отринула последние сомнения и, вложив в удар остатки силы, злость и ярость, нанесла его. Мужчина дернулся, его зубы сжались, а из груди вырвался стон. Секунда промедления и человек-ворон смог избежать смертельного удара девушки. Обломок стрелы вошел ему в плечо, а не шею. Деревяшка благодаря этому не смогла вонзиться глубоко. Потекла кровь. Слейн ошарашено смотрела на багровые капли и шаг за шагом медленно отползала. В этот момент она поняла, что повторись этот момент снова - сразу бы отбросила обломок. Весь боевой настрой будто смыло той самой кровью, что вытекала из раны мужчины. “Нет, она не воин! Нет, она не убийца! Так нельзя! Он же живой! Чуть не убила его своими руками!” - метались мысли в голове Слейн. Она посмотрела на трясущиеся ладони. В висках ухало сердце. Девушка силилась вдохнуть воздуха, но он не мог пробить неожиданно возникший в горле ком. Черты лица ее исказились, а губы задрожали. Она выдохнула и вдруг спрятала это лицо руками. Слезы потекли как-то сами собой, большие, горькие. Напряжение спадало с каждой упавшей каплей. Девушка резко отняла руки от лица, как только услышала шаркающие приближающиеся шаги, и, всхлипнув, наспех вытерла ладонями глаза. Она не знала, чего ожидать от него. Возможно, теперь он попытается убить ее. Мужчина шел к ней, но движения давались ему с трудом. На лице не было и тени злости, только боль. Стрелу он, по-видимому извлек и теперь закрывал рану ладонью, через которую сочилась кровь, нашедшая путь наружу и не желающая останавливаться. Мужчина, не дойдя, пару-тройку шагов, как мог протянул свободную руку, представившись: - Я Изнаракс. Ты была там, у старшего древа… И, вероятно, слышала обо мне. Ты ведь Слейн? Я могу слышать твое имя. - Прости, - только и прошептала Слейн в ответ. - Не стоит… На твоем месте я, вероятно, убил бы и слушать не стал. Я представляю, каким кажусь тебе злом, каким монстром…. Не хочу оправдаться, вымолить пощады, не подумай. Ведь именно я сделал все что ты видела. И сам ненавижу себя. - Зачем? Ты не мог... - Я давно не принадлежу себе. Я живу лишь какими-то отрезками времени. Это, конечно, сложно назвать жизнью. В изгнании, в одиночестве, отшельником. Всегда так жил, сколько себя помню, но сейчас все иначе. - Кто управляет тобой? О чем ты говоришь? Чья злая воля превратила цветущий живой мир в серую пустошь и теперь убивает остатки надежды? - Я готов рассказать тебе все, что ты захочешь услышать, ответить на вопросы. Тем более, до следующего превращения времени теперь много. Только позволь мы найдем для этого более подходящую обстановку. И обработаем раны... Огромный снаружи замок оказался таким же огромным внутри. Большие залы, непостижимо высокие сводчатые потолки и все вокруг наполнено пустотой. Никакой резьбы, никаких символов, что могли бы помочь сложить представление о строителях. Лишь ровные линии, четкие углы, одинаковые колонны. Замок казался совершенно нежилым. Жизнь здесь была лишним элементом. Ей негде было расположиться, невозможно найти и капельки уюта, комфорта. Здание полностью состояло из черного камня. Большая часть постройки просто высечена в скале какими-то искусными и явно трудолюбивыми мастерами. - Этот замок появился задолго до появления людей, - словно прочитав мысли Слейн сказал Изнаракс. - Сюда не добраться простым смертным. Не знаю точно кем были строители, но сюда я смог попасть лишь в образе ворона. Они поразительно много знали о Ткацких словах…. Я нашел их библиотеку внутри. Единственное, что осталось в сохранности. Ты, вероятно, уже знаешь о Ткачах, Слейн? - Я нашла и прочла твой дневник. Там, где появилось Мать - древо. - Мать-древо? - Да, она себя так называет. - Мать, что умерщвляет детей… Слейн не поняла, что именно Изнаракс имел в виду, но решила, что скоро обо всем узнает. Они добрались до библиотеки. Она была еще и единственной более или менее обжитой комнатой во всем замке. Слева от входа, который оказался просто высокой аркой, стоял стол, представляющий собой три черных каменных плиты. Судя по его затертой поверхности и выщербленным местами краям, свою службу он несет многие сотни лет. На столе лежало несколько таких же каменных плиток и два неровных каменных обломка. Справа валялась куча хлама, служившая, по-видимому, местом, где спал Изнаракс. Книги, большинство из которых пряталось в нишах, вырубленных в стенах, представляли из себя каменные тонкие пластины с выгравированными символами. И вокруг их было великое множество, в том числе составленные стопками на полу, раскиданные по другим столам в глуби помещения библиотеки. Слейн не понимала откуда берется свет, но здесь его было достаточно чтобы не напрягать глаза, пытаясь что-либо рассмотреть. - Вот тут я обитаю. В сердце замка. Он, как мне кажется, не раз подвергался осаде. Я находил множество следов в подтверждение этому. А несколько табличек прямо говорит об паре таких случаях. Не знаю уж кто на это был способен… В глубинных помещениях, где замерзает даже воздух я нашел огромные запасы сохранившейся еды. Не самая вкусная и сильно промороженная пища, но главное, что поддерживает во мне жизнь. В другой комнате я наткнулся на подземный источник воды. Я думаю, ты голодна, и не откажешься перекусить. Прошел по ощущениям целый день, прежде чем они приступили к разговору, обещанному на крыше замка. За это время они успели немного прийти в себя, поесть и отдохнуть. Изнаракс расположился на самодельной кровати, а Слейн села на чем-то, напоминающем стул, напротив. Девушка изложила то, что уже успела прочитать в дневнике и увидеть в городе. Человек-ворон, морщась временами, но внимательно, не перебивая, выслушал ее, а затем начал свое повествование. В город Изнаракс возвращался дважды после просьбы старшего древа. В первый раз практически на следующий день после разговора. Его подталкивала к этому не столько жалость и обеспокоенность за судьбу своего создания, сколько любопытство. Камень, что управляет каким-то образом Ткацкими словами манил Изнаракса с того момента, как тот узнал о нем. Кроме того, мужчина понял некоторые особенности природы этих слов. Единственными существами, кому они были подвластны - люди. Однако, в свою очередь именно люди не знали долгое время о существовании такого инструмента для создания миров. И вот появился случай объединить знания и возможности. Хотя бы в лице созданного им старшего древа. Он даже предположить боялся масштабы тех сил, которые откроются перед ними. И уж тем более не было и мысли о риске, об опасности. Город встретил отшельника неприветливой толпой. Но это мало беспокоило страстно движимого к цели мужчину. Единственным реальным препятствием был вопрос местонахождения удивительного камня. Древо не смогло направить Изнаракса в какую-то конкретную точку, а люди шарахались от странных вопросов, словно страшась заразиться безумием. Книги, его любимые собеседники, готовы были, как и всегда поведать сотни удивительных историй, но ни одной подходящей. Тогда он стал просто бродить по улицам в надежде просто наткнуться на этот камень. День сменялся днем, а Изнаракс продолжал исследовать оживленный город, несмотря ни на усталость, ни на голод. Однажды до его слуха донесся разговор. Детские байки, что рассказывают мальчишки-бездельники друг другу. Речь шла о волшебном колодце на княжеской площади. По словам растрепанного рыжего мальчишки, если кинуть в него дорогую тебе вещь и громко произнести свое искреннее желание, то колодец может сделать для тебя что угодно. Заинтересованные поначалу мальчуганы рассмеялись и отвесили рыжему оплеуху. Объяснили они эту реакцию тем, что раскусили его план - кинь в колодец какую-то вещь и мало того, что потеряешь ее навсегда, так еще и взрослые накажут, если увидят. Обиженный рассказчик поначалу надул губы и уже хотел пустить слезу, но быстро исправился и с криками “я тебе не врун” кинулся воздавать обидчикам по заслугам. Ближайшая ночь Изнаракса прошла у того самого «волшебного» колодца на площади. Он слушал. Вернее, пытался услышать сквозь шум что-то. Даже ночью на площади было не спокойно. То пройдут мимо шатающиеся гуляки, то стража устроит обход, а то просто какая-то женщина накричит в соседнем доме на припозднившегося мужа. Но несмотря ни на что, он услышал. Незримые нити Ткацких слов тянулись туда, на дно колодца и стремились обратно, многократно усиленные. Ночь прошла, а утром Изнаракса выкинули из города с наказом - никогда не возвращаться. Уже давно за ним наблюдали воины, охранявшие покой богатых горожан. Одно дело, когда бездомный шарахается по маленьким улочкам и другое, когда устраивает ночлег на площади перед княжескими палатами. Неприятная, но не самая большая проблема, он всегда мог попытаться пробраться в город тайно. Сложнее было попасть в колодец и более того, найти там камень, а затем выбраться. С этим Изнаракс вернулся к древу. Прошло немногим больше полугода, прежде чем старшее древо научило влиять на собственные нити Ткацких слов, чтобы менять их значение, влияя на свое естество. Так Изнаракс научился на время оборачиваться вороном. Второй раз в город он проник уже в виде птицы, и запрет стражи был ему не страшен. Никто не обращал внимания на мелькающие то тут то там черные крылья, тем более ворон там было в избытке, особенно, на рыночных площадях. Заметили особенного ворона лишь когда он вылетал из колодца. Но причиной внимания послужил не сам черный силуэт, взмывающий высоко в небеса, держащий что-то в клюве. Земля под княжеской площадью дрогнула и осела, проваливаясь туда где возвышался раньше колодец, образуя глубокий провал. Это заметил и Изнаракс. В тот момент появились сомнения.